Валдис Пельш
«Межсезонье» – это наша юность, наше серьёзное становление, потому что песни «Межсезонья» получили, наверное, первое широкое признание. И был такой журнал «Кругозор», который предложил, после того как они послушали наши песни, сделать запись за их счёт.
В каком году это происходило?
Точно не помню. Это были восьмидесятые годы – я думаю, что 87-ой. Дело в том, что журнал «Кругозор» выходил с мягкими пластинками, вшитыми в страницы журнала. Нужно было вырезать эту пластинку, отрезать её от страницы, и можно было слушать. А студия у журнала «Кругозор» не была рассчитана на запись каких-то серьёзных музыкальных произведений, коими, без сомнения, тогда являлись песни «Несчастного случая». Когда мы пришли туда, мы обнаружили, что в студии есть некий вентиляционный лаз, который закрывается небольшой фанерной дверкой. А была весна. Это был март месяц, пригрело солнышко, и на улице орали воробьи. Так вот, мы выяснили, что заглушить пение воробьёв на записи не получится, поэтому если прислушаться к этим пластинкам, то там в какие-то тихие, легатированные моменты или в паузах слышно, как весело чирикают воробьи за стеной. Вот, собственно говоря, так и создавалась музыка – под пение птиц и воодушевление Алексея Кортнева.
Каким образом пришла идея спустя почти десять лет перезаписать эти песни, которые были написаны уже после двух альбомов?
Вот я не знаю, абсолютно. Помню, как мы дали концерт в Нижнем Новгороде, который тогда назывался «Межсезонье», но это был просто набор песен, и, подъезжая к Москве… Я помню, что если в окно выглянуть уже было много всяких тупиков каких-то, маневровых рельсов, то есть уже оставалось несколько километров до Москвы… Мы стали придумывать спектакль. И, когда поезд приехал на вокзал, то есть где-то за 30-40 минут, наверно, спектакль был придуман: со всей эстетикой, с порядком песен, с какими-то вставными диалогами и прочим-прочим. Собственно говоря, выйдя на перрон, мы уже договаривались о том, когда мы встречаемся и репетируем.
Сильно ли отличались аранжировки от тех, «кругозорных»?
Да, конечно. Естественно. Ну, во-первых, нас было четверо на первом «Межсезонье». Я, Лёша, Паша и Серёжа. То есть у нас были клавиши, саксофон, гитара и Лёшин солирующий голос, и наши бэк-вокалы. Иногда солирующие. Я вообще был ударником «Несчастного случая». Я, между прочим, прото-ударник. Дело в том, что у нас в некоторых песнях использовались два ударных инструмента. Это пионерский барабан и большой оркестровый барабан.
Поэтому то, что сейчас счастливый слушатель слушает и может послушать, если он захочет, конечно, очень сильно отличается. Хотя бы по составу инструментов. И аранжировки стали более сложными. Для этого сняли Серёжу Чекрыжова с аспирантуры Московского Университета, и просто ввергли его в пучину музыкально училища. То есть надо понимать, что человек, закончивший Московский университет и поступивший в аспирантуру, причем на Мехмате, то есть одном из самых сложных факультетов МГУ, вдруг бросает аспирантуру и отправляется в музыкальное профессионально-техническое училище, в техникум.
Две-три твоих любимых песни с этого альбома.
Конечно же, «Ока». Без сомнения. «Звоны огненных одежд», допустим, – песня, которая практически неизвестна…